![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
moccbetКоинцидирование феноменальных и психологических свойств
Фактом человеческого ума является то, что когда бы ни фиксировалось феноменальное качество, фиксируется так же корреспондирующее психологическое свойство. Сознательный опыт не случается в вакууме. Он всегда привязан к познавательным процессам, и очень похоже на то, что он, в некотором смысле, из них возникает. Когда бы мы ни имели, например, впечатление, всегда происходит некоторый информационный процесс: корреспондирующая перцепция, если угодно. Схожим образом, когда бы кто ни имел сознательного переживания счастья, функциональную роль, связанную со счастьем, в общем виде играет некоторое внутреннее состояние. Может быть, логически возможно, что кто-либо имеет переживание без каузации, но представляется эмпирическим фактом то, что они происходят совместно.
Перед лицом этой эмпирической коинциденции, некоторые слабонервные могут иметь искушение усомниться в том, делается ли вообще какое-либо реальное различение. Но очевидно то, что здесь есть как минимум концептуальное различение, даже если содержания этих понятий представляются сопутствующими друг другу. Кто-то может полюбопытствовать о том, как объяснить феноменальное качество, и он может спросить, как объяснить выполнение причинной роли, и это два различных любопытства.
Этим сказано, что коинцидирование феноменальных и психологических качеств отражает нечто глубинное относительно наших феноменальных понятий. У нас нет независимого языка для описания феноменальных качеств. Как мы видели, есть еще что-то невыразимое вокруг них. Хотя «зеленость» есть особый вид ощущения со всем богатством присущего ему характера, немногое можно сказать о ней сверх того, что она зеленая. Говоря о феноменальных качествах, мы, главным образом, должны специфицировать рассматриваемые качества в терминах ассоциированных внешних свойств, или в терминах причинных ролей. Наш язык описания феноменальных качеств производен от нашего нефеноменального языка. Как сказал Райл, не бывает слов для «чистых» впечатлений.
Если взглянуть на каталог сознательных переживаний, который я представил выше, то видно, что рассматриваемые переживания никогда не описываются в терминах присущих им качеств. Вместо них я использовал такие выражения, как «запах свежеиспеченного хлеба», «паттерны, получаемые при закрывании глаз» и т.д. Даже с термином «зеленое впечатление» отсылка эффективно схватывается в терминах внешнего. Когда мы узнаем выражение «зеленое впечатление», то делаем это наиболее эффективно с помощью наглядностей – мы учимся применять его к виду переживаний, вызванных травой, деревьями и т.п. В общем и целом, в той мере, в какой у нас вообще есть коммуницируемые феноменальные категории, они определены с учетом либо их типичных внешних ассоциаций, либо с учетом связанного с ними типа психологических состояний. Например, когда кто-либо говорит о феноменальном качестве счастья, референт термина «счастье» неявно фиксируется через некоторую причинную роль – состояние, в котором кто-либо считает что все хорошо, прыгает от радости, и т.д. и т.п. Возможно, это одна из интерпретаций известного замечания Виттгенштейна «внутренний процесс нуждается во внешнем критерии».
Эта зависимость феноменальных понятий от причинных критериев привела некоторых авторов (включая Виттгенштейна и Райла, в некоторых их настроениях) к полаганию того, что к значению наших ментальных понятий нечего прибавить сверх связанных с ними причинных критериев, связанных с ними. В этом есть определенная убедительность: если феноменальное качество всегда достигается обращением к психологическому свойству, почему бы не предположить, что вовлекается только одно свойство? Но необходимо противостоять такому искушению. Когда мы говорим об ощущении зеленого, это не то же самое, что просто говорить о «состоянии, причинно вызванном травой, деревьями и т.п.» Мы говорим о феноменальном качестве, которое главным образом случается тогда, когда состояние вызвано травой или деревьями. Если и есть какой-либо причинный анализ вблизи этого, то он будет чем-то вроде «вид феноменального состояния, вызванный травой, деревьями и т.п»8. Феноменальный элемент предостерегает от анализа в чисто функциональных терминах.
В общем, когда феноменальное качество выделяется с помощью психологического свойства Р, феноменальное представление есть не только «Р». Оно есть «вид сознательного опыта, который стремится сопровождать Р». И, что важно, само понятие «феноменального качества» или «сознательного опыта» не определяется в психологических терминах. Скорее, понятие сознательного переживания есть что-то элементарное, как мы видели выше. Если бы был функциональный анализ понятия переживания или феноменального качества, тогда искомый анализ дал бы нам функциональный анализ специфических феноменальных качеств, но в отсутствии такого анализа мы не можем вывести такое заключение.
Мы не можем отождествить понятие «феноменального Р» с понятием «психологического Р», по всем тем же обычным причинам: это два четко различающихся концепта, о чем свидетельствует факт, что здесь налицо два разных объяснения. Хотя «феноменальное Р» берется как «переживание, имеющее тенденцию сопровождать психологическое Р», мы можем последовательно представить ситуацию, в которой феноменальное Р случается без психологического Р, и наоборот. Например, эмблема «Роллс-Ройса» может быть приблизительно проанализирована как вид значка, находящегося главным образом на автомобилях «Роллс-Ройс», но это не значит, что быть значком «Роллс-Ройса» - то же самое, что быть автомобилем «Роллс-Ройс».
Это дает нам некоторое прозрение относительно разбросанности и разреженности нашего специфически феноменального словаря по сравнению с психологическим словарем, и это также помогает нам понять, почему феноменальные и психологические качества так часто смешиваются между собой. Для большинства повседневных целей такое смешение не играет существенной роли: когда мы говорим, что некто счастлив, мы не имеем нужды говорить специально либо о феноменальном качестве, либо о функциональной роли, так как они обычно идут вместе. Однако, для философских целей и особенно для целей объяснения смешивать это качества – фатально. Это смешение может быть соблазнительно, так как схлопывание различия делает объяснение проблемы сознательного опыта очень простым, но оно чрезвычайно неудовлетворительно по той же самой причине. Проблема сознания не может быть выхолощена на чисто вербальной почве.
Две психофизиологические проблемы
Деление ментальных свойств на феноменальные и психологические свойства имеет следствием распад психофизиологической проблемы на две части: легкую и трудную. Психологические аспекты ума ставят множество технических проблем для когнитивной науки, и некоторое число интересных задач для философского анализа, но не ставят никаких глубоких метафизических загадок. Вопрос «как некая физическая система может быть таким типом вещи, которая может обучаться или может запоминать?» не имеет такой остроты звучания, как вопрос о впечатлениях, и о сознании в целом. Причина этого ясна. Согласно нашему анализу в подпункте 3, память и обучение – функциональные свойства, охарактеризованные причинными ролями, так что вопрос «Как могла бы физическая система иметь психологическое свойство Р?» приходит к тому же что и «Как могло бы состояние физической системы играть такую-то и такую-то роль?». Это вопрос для науки о физических системах. Здесь нужно просто рассказать историю об организации физической системы, которая позволяет ей реагировать на раздражения из окружающей среды и демонстрировать соответствующего рода поведение. Хотя технические проблемы огромны, есть ясно определенная исследовательская программа для ответа на них. Метафизические проблемы относительно немногочисленны.
Это не значит сказать, что психологические свойства не ставят никаких философских трудностей. Есть, например, значительные проблемы с выработкой корректных анализов этих представлений. Даже если широко признано, что это функциональные понятия, может быть значительное расхождение во мнениях относительно того, как именно должен быть проведен требуемый функциональный анализ. Интенциональные свойства, такие, например, как убеждение и желание, дают плодородную почву для споров. В частности, вопрос о том, что именно конституирует содержание данных интенциональных состояний, все еще плохо понят. Есть так же технические проблемы, касающиеся того, как именно конструкты высокого уровня, такие как эти, могут играть реальную причинную роль в продуцировании поведения, особенно если они частично конституированы свойствами окружающей среды, или если нет строгих законов, связывающих психологические состояния с поведением. Далее, есть полу-эмпирические проблемы в основании когнитивной науки, касающиеся того, как эти свойства могли бы быть зафиксированы в существующих когнитивных системах, или даже о том, могут ли они вообще быть зафиксированы. Эти проблемы серьезны, но они, скорее имеют характер головоломок, чем тайн. Ситуация здесь аналогична той, что складывается в философии биологии, где нет проблемы «жизнь-тело» – там просто есть множество проблем, связанных с эволюцией, селекцией, адаптацией, выносливостью и видами. Так же как большинство видимых метафизических тайн, окружающих биологию, было устранено давным-давно, будет справедливым сказать, что проблема «сознание – тело» для психологических свойств разрешена для всех целей и задач. Что остается, так это только набор меньших технических проблем, с которыми может справиться нормальный курс естественнонаучного и философского анализа.
Феноменальные аспекты ума являют собой иную материю. Здесь психофизиологическая проблема ставит в тупик так же, как и всегда до этого. Впечатляющий прогресс физических и когнитивных наук не пролил существенного света на вопрос о том, как и почему когнитивное функционирование сопровождается сознательным опытом. Прогресс в понимании разума почти целиком сосредоточился только на объяснении поведения. Этот прогресс оставляет проблему сознательного опыта незатронутой.
Если захотим, мы можем посмотреть на психолого-феноменальное различение не столько как на разделяющее психофизиологическую проблему, сколько как на выделяющую в ней две отдельные подпроблемы. Наиболее трудная часть этой проблемы, это вопрос: каким образом из физических систем может возникать сознательный опыт? Мы можем разделить связь между физикой и сознательным опытом на две части: связующее звено между физическим и психологическим, и звено между психологическим и феноменальным. Как было видно из вышеизложенного, у нас есть достаточное представление о том, как физические системы могут обладать психологическими свойствами:психологическая часть психофизиологической проблемы решена. Что остается, так это вопрос о том, как и почему эти психологические свойства сопровождаются феноменальными качествами: почему, например, все раздражения и реакции, связанные с болью сопровождаются переживанием боли. Именно здесь проблема сознания встает перед нами во всей своей метафизической таинственности, ибо, по-видимому, переживание боли нельзя объяснить, не привлекая понятие сознания в качестве исходной посылки.
Следуя Джакендоффу (1987), мы могли бы назвать этот остаток проблемой «сознание-ум» (в оригинале «mind-mind problem» - прим. переводчика) Имеющиеся физические объяснения не идут дальше психологического ума. Что остается неудовлетворительно понятым, так это связующее звено между умом психологическим и феноменальным разумом.9 Понимание этого звена мы считаем решающим для понимания сознательного опыта.
Представимо, что связующее звено между феноменальным и физическим могло бы быть независимым от связи между психологическим и физическим, так что подобное разделение было бы невозможным, но это маловероятно. Тесная корреляция, которую мы видели между феноменальными и психологическими свойствами, предполагает глубокую связь. В более поздних главах я буду обосновывать, что эта связь чрезвычайно сильна, и что стратегия разделения являет собой ценный подход к психофизиологической проблеме. Если это так, тогда понимание связи между психологическим и феноменальным имеет решающее значение для понимания сознательного опыта.
Учитывая, что множество ментальных понятий имеют двойственную природу, будет неудивительно узнать, что даже «сознание» имеет как психологический, так и феноменальный смысл. До сих пор мы фокусировали внимание на феноменальном смысле, который подытоживает собой все упомянутые выше феноменальные аспекты ментального. Быть сознательным в этом смысле значит просто обнаруживать некоторые феноменальные качества. Это ключевой смысл «сознания», или по крайней мере тот, который ставит главные объяснительные проблемы. Но этот смысл не является единственным: «сознание» может также употребляться для отсылки к множеству психологических свойств, таких как способность отдавания отчета или интроспективная доступность информации. Можно сгруппировать психологические свойства такого рода под ярлыком психологического сознания, как противопоставленных феноменальному сознанию, на котором я все время концентрирую внимание.
Эта двойственность может приводить к серьёзной путанице в дискуссии о сознании. Нередко кто-либо, выдвигая свое объяснение сознания, начинает с инвестирования в задачу всего груза проблем феноменального сознания, а заканчивает тем, что дает объяснение некоторых аспектов психологического сознания, таких как способность к интроспекции. Это объяснение может быть ценно в своей сфере, но остается ощущение того, что обещалось гораздо больше, чем то, что было предоставлено.
Примечания:
1. Интересно, что Декарт нередко исключал ощущения из категории
ментального, связывая их с телом, так что, с другой стороны, не всякое
феноменальное состояние (по крайней мере в моей трактовке этого
понятия) можно было бы счесть ментальным.
2. Эта обычная интерпретация Райла не учитывает тонкостей его теории,
но это хотя бы полезная фикция.
3. Существуют и другие виды функционализма, к примеру патнэмовский
(Патнэм 1960). Я не рассматриваю их здесь, так как они предлагались
в качестве эмпирических гипотез, а не анализов ментальных понятий.
4. Нагель (1970) выдвигает сходное возражение против Армстронга с отсылкой к проблеме других сознаний.
5. Аргумент Серла основан на тезисе о том, что при отсутствии сознания
невозможно было бы объяснить «аспектуальную форму», демонстрируемую
интенциональностью, как в случае, когда кто-нибудь убежден в чем-то
относительно Венеры в ее «утренне-звездном» аспекте, но не в ее
«вечерне-звездном» аспекте. Для меня не очевидно, что аспектуальную форму
нельзя было бы объяснить иными способами; можно было бы даже
попробовать доказать, что современные компьютеры демонстрируют что-то
вроде нее, сохраняя информацию обо мне в одном «аспекте», но не в
другом (к примеру, в аспекте моего имени, но не моего номера социального
обеспечения). На это можно было бы возразить, что в данном случае идет
речь только о «как бы» аспектуальной форме, поскольку подлинной аспек-
туальной формой является только феноменальная аспектуальная форма;
но такой шаг, похоже, привел бы к тривиализации данного аргумента.
6. Подобная позиция предполагается некоторыми ремарками Локвуда (1989) и Нагеля (1986), хотя я н уверен, что кто-то из них поручился бы за нее.
7. Можно было бы сослаться на аргументы, подобные тем, что дал Крипке (1982), чтобы показать, что содержание убеждения не определено психологическими и феноменальными свойствами. Эти аргументы спорны, но в любом случае замечательно то, что эти аргументы приходят не к тому, что содержание является дальнейшим нередуцируемым элементом, а скорее к тому, что содержание само по себе неопределенно. Как следствие, то, что здесь имеет место это то, что соображения вроде приведенных в тексте дают нам хорошие основания полагать, что нет третьего, независимо иеняющегося аспекта ментального, так что вопросы, которые не решаются первыми двумя элементами, нерешаемы в принципе.
8. Этот "тематически-нейтральный" анализ специальных феноменальных понятий, в отличие от защищаемого Плейсом (1959) и Смартом (1956). Быть переживанием оранжевого, в грубом виде, это быть некоторого рода переживанием, главным образом вызываемого апельсинами. Плейс: "описывая остаточный образ как зеленый, мы говорим что мы имеем сорт переживания, который мы обычно получаем когда, и который мы научились описывать как, глядя на зеленое пятно света" (с. 49). Смарт: "когда человек говорит, что он видит желтовато-оранжевую остаточную картинку, он говорит что-то вроде этого :"Происходит что-то, что происходит тогда, когда у меня открыты глаза, я не сплю, и передо мной находится хорошо освещенный апельсин" (с. 150). Но из-за присутствия непроанализированного понятия "переживание" этот анализ недостаточен для того, чтобы немедленно утвердить отождествление феноменального и физического состояний тем способом, которые предлагают Смарт и Плейс. Описание Смарта избегает этой проблемы тем, что выводит "переживание" за пределы анализав пользу равноценной фразы "что-то происходит".Если "что-то происходит" истолковано достаточно широко, чтобы включить все виды состояний, то анализ не адекватен. Если оно интерпретировано узко как вид переживания, то анализ ближе к цели, но недостаточен для заключения.
9. Джакендоф проводит различие между «феноменальным умом»
и «вычислительным умом». Это различение очень сходно с
моим различением феноменального и психологического, хотя я не хотел бы
заранее решать вопрос о том, являются ли психологические процессы
вычислительными по своему характеру.
Перевод, редактирование и вступительное слово Р. Гаршина.
________________________________________________________________________
* отрывок из книги The Conscious Mind: in search of fundamental theory. Oxford University Press, 1996
Источник
Фактом человеческого ума является то, что когда бы ни фиксировалось феноменальное качество, фиксируется так же корреспондирующее психологическое свойство. Сознательный опыт не случается в вакууме. Он всегда привязан к познавательным процессам, и очень похоже на то, что он, в некотором смысле, из них возникает. Когда бы мы ни имели, например, впечатление, всегда происходит некоторый информационный процесс: корреспондирующая перцепция, если угодно. Схожим образом, когда бы кто ни имел сознательного переживания счастья, функциональную роль, связанную со счастьем, в общем виде играет некоторое внутреннее состояние. Может быть, логически возможно, что кто-либо имеет переживание без каузации, но представляется эмпирическим фактом то, что они происходят совместно.
Перед лицом этой эмпирической коинциденции, некоторые слабонервные могут иметь искушение усомниться в том, делается ли вообще какое-либо реальное различение. Но очевидно то, что здесь есть как минимум концептуальное различение, даже если содержания этих понятий представляются сопутствующими друг другу. Кто-то может полюбопытствовать о том, как объяснить феноменальное качество, и он может спросить, как объяснить выполнение причинной роли, и это два различных любопытства.
Этим сказано, что коинцидирование феноменальных и психологических качеств отражает нечто глубинное относительно наших феноменальных понятий. У нас нет независимого языка для описания феноменальных качеств. Как мы видели, есть еще что-то невыразимое вокруг них. Хотя «зеленость» есть особый вид ощущения со всем богатством присущего ему характера, немногое можно сказать о ней сверх того, что она зеленая. Говоря о феноменальных качествах, мы, главным образом, должны специфицировать рассматриваемые качества в терминах ассоциированных внешних свойств, или в терминах причинных ролей. Наш язык описания феноменальных качеств производен от нашего нефеноменального языка. Как сказал Райл, не бывает слов для «чистых» впечатлений.
Если взглянуть на каталог сознательных переживаний, который я представил выше, то видно, что рассматриваемые переживания никогда не описываются в терминах присущих им качеств. Вместо них я использовал такие выражения, как «запах свежеиспеченного хлеба», «паттерны, получаемые при закрывании глаз» и т.д. Даже с термином «зеленое впечатление» отсылка эффективно схватывается в терминах внешнего. Когда мы узнаем выражение «зеленое впечатление», то делаем это наиболее эффективно с помощью наглядностей – мы учимся применять его к виду переживаний, вызванных травой, деревьями и т.п. В общем и целом, в той мере, в какой у нас вообще есть коммуницируемые феноменальные категории, они определены с учетом либо их типичных внешних ассоциаций, либо с учетом связанного с ними типа психологических состояний. Например, когда кто-либо говорит о феноменальном качестве счастья, референт термина «счастье» неявно фиксируется через некоторую причинную роль – состояние, в котором кто-либо считает что все хорошо, прыгает от радости, и т.д. и т.п. Возможно, это одна из интерпретаций известного замечания Виттгенштейна «внутренний процесс нуждается во внешнем критерии».
Эта зависимость феноменальных понятий от причинных критериев привела некоторых авторов (включая Виттгенштейна и Райла, в некоторых их настроениях) к полаганию того, что к значению наших ментальных понятий нечего прибавить сверх связанных с ними причинных критериев, связанных с ними. В этом есть определенная убедительность: если феноменальное качество всегда достигается обращением к психологическому свойству, почему бы не предположить, что вовлекается только одно свойство? Но необходимо противостоять такому искушению. Когда мы говорим об ощущении зеленого, это не то же самое, что просто говорить о «состоянии, причинно вызванном травой, деревьями и т.п.» Мы говорим о феноменальном качестве, которое главным образом случается тогда, когда состояние вызвано травой или деревьями. Если и есть какой-либо причинный анализ вблизи этого, то он будет чем-то вроде «вид феноменального состояния, вызванный травой, деревьями и т.п»8. Феноменальный элемент предостерегает от анализа в чисто функциональных терминах.
В общем, когда феноменальное качество выделяется с помощью психологического свойства Р, феноменальное представление есть не только «Р». Оно есть «вид сознательного опыта, который стремится сопровождать Р». И, что важно, само понятие «феноменального качества» или «сознательного опыта» не определяется в психологических терминах. Скорее, понятие сознательного переживания есть что-то элементарное, как мы видели выше. Если бы был функциональный анализ понятия переживания или феноменального качества, тогда искомый анализ дал бы нам функциональный анализ специфических феноменальных качеств, но в отсутствии такого анализа мы не можем вывести такое заключение.
Мы не можем отождествить понятие «феноменального Р» с понятием «психологического Р», по всем тем же обычным причинам: это два четко различающихся концепта, о чем свидетельствует факт, что здесь налицо два разных объяснения. Хотя «феноменальное Р» берется как «переживание, имеющее тенденцию сопровождать психологическое Р», мы можем последовательно представить ситуацию, в которой феноменальное Р случается без психологического Р, и наоборот. Например, эмблема «Роллс-Ройса» может быть приблизительно проанализирована как вид значка, находящегося главным образом на автомобилях «Роллс-Ройс», но это не значит, что быть значком «Роллс-Ройса» - то же самое, что быть автомобилем «Роллс-Ройс».
Это дает нам некоторое прозрение относительно разбросанности и разреженности нашего специфически феноменального словаря по сравнению с психологическим словарем, и это также помогает нам понять, почему феноменальные и психологические качества так часто смешиваются между собой. Для большинства повседневных целей такое смешение не играет существенной роли: когда мы говорим, что некто счастлив, мы не имеем нужды говорить специально либо о феноменальном качестве, либо о функциональной роли, так как они обычно идут вместе. Однако, для философских целей и особенно для целей объяснения смешивать это качества – фатально. Это смешение может быть соблазнительно, так как схлопывание различия делает объяснение проблемы сознательного опыта очень простым, но оно чрезвычайно неудовлетворительно по той же самой причине. Проблема сознания не может быть выхолощена на чисто вербальной почве.
Две психофизиологические проблемы
Деление ментальных свойств на феноменальные и психологические свойства имеет следствием распад психофизиологической проблемы на две части: легкую и трудную. Психологические аспекты ума ставят множество технических проблем для когнитивной науки, и некоторое число интересных задач для философского анализа, но не ставят никаких глубоких метафизических загадок. Вопрос «как некая физическая система может быть таким типом вещи, которая может обучаться или может запоминать?» не имеет такой остроты звучания, как вопрос о впечатлениях, и о сознании в целом. Причина этого ясна. Согласно нашему анализу в подпункте 3, память и обучение – функциональные свойства, охарактеризованные причинными ролями, так что вопрос «Как могла бы физическая система иметь психологическое свойство Р?» приходит к тому же что и «Как могло бы состояние физической системы играть такую-то и такую-то роль?». Это вопрос для науки о физических системах. Здесь нужно просто рассказать историю об организации физической системы, которая позволяет ей реагировать на раздражения из окружающей среды и демонстрировать соответствующего рода поведение. Хотя технические проблемы огромны, есть ясно определенная исследовательская программа для ответа на них. Метафизические проблемы относительно немногочисленны.
Это не значит сказать, что психологические свойства не ставят никаких философских трудностей. Есть, например, значительные проблемы с выработкой корректных анализов этих представлений. Даже если широко признано, что это функциональные понятия, может быть значительное расхождение во мнениях относительно того, как именно должен быть проведен требуемый функциональный анализ. Интенциональные свойства, такие, например, как убеждение и желание, дают плодородную почву для споров. В частности, вопрос о том, что именно конституирует содержание данных интенциональных состояний, все еще плохо понят. Есть так же технические проблемы, касающиеся того, как именно конструкты высокого уровня, такие как эти, могут играть реальную причинную роль в продуцировании поведения, особенно если они частично конституированы свойствами окружающей среды, или если нет строгих законов, связывающих психологические состояния с поведением. Далее, есть полу-эмпирические проблемы в основании когнитивной науки, касающиеся того, как эти свойства могли бы быть зафиксированы в существующих когнитивных системах, или даже о том, могут ли они вообще быть зафиксированы. Эти проблемы серьезны, но они, скорее имеют характер головоломок, чем тайн. Ситуация здесь аналогична той, что складывается в философии биологии, где нет проблемы «жизнь-тело» – там просто есть множество проблем, связанных с эволюцией, селекцией, адаптацией, выносливостью и видами. Так же как большинство видимых метафизических тайн, окружающих биологию, было устранено давным-давно, будет справедливым сказать, что проблема «сознание – тело» для психологических свойств разрешена для всех целей и задач. Что остается, так это только набор меньших технических проблем, с которыми может справиться нормальный курс естественнонаучного и философского анализа.
Феноменальные аспекты ума являют собой иную материю. Здесь психофизиологическая проблема ставит в тупик так же, как и всегда до этого. Впечатляющий прогресс физических и когнитивных наук не пролил существенного света на вопрос о том, как и почему когнитивное функционирование сопровождается сознательным опытом. Прогресс в понимании разума почти целиком сосредоточился только на объяснении поведения. Этот прогресс оставляет проблему сознательного опыта незатронутой.
Если захотим, мы можем посмотреть на психолого-феноменальное различение не столько как на разделяющее психофизиологическую проблему, сколько как на выделяющую в ней две отдельные подпроблемы. Наиболее трудная часть этой проблемы, это вопрос: каким образом из физических систем может возникать сознательный опыт? Мы можем разделить связь между физикой и сознательным опытом на две части: связующее звено между физическим и психологическим, и звено между психологическим и феноменальным. Как было видно из вышеизложенного, у нас есть достаточное представление о том, как физические системы могут обладать психологическими свойствами:психологическая часть психофизиологической проблемы решена. Что остается, так это вопрос о том, как и почему эти психологические свойства сопровождаются феноменальными качествами: почему, например, все раздражения и реакции, связанные с болью сопровождаются переживанием боли. Именно здесь проблема сознания встает перед нами во всей своей метафизической таинственности, ибо, по-видимому, переживание боли нельзя объяснить, не привлекая понятие сознания в качестве исходной посылки.
Следуя Джакендоффу (1987), мы могли бы назвать этот остаток проблемой «сознание-ум» (в оригинале «mind-mind problem» - прим. переводчика) Имеющиеся физические объяснения не идут дальше психологического ума. Что остается неудовлетворительно понятым, так это связующее звено между умом психологическим и феноменальным разумом.9 Понимание этого звена мы считаем решающим для понимания сознательного опыта.
Представимо, что связующее звено между феноменальным и физическим могло бы быть независимым от связи между психологическим и физическим, так что подобное разделение было бы невозможным, но это маловероятно. Тесная корреляция, которую мы видели между феноменальными и психологическими свойствами, предполагает глубокую связь. В более поздних главах я буду обосновывать, что эта связь чрезвычайно сильна, и что стратегия разделения являет собой ценный подход к психофизиологической проблеме. Если это так, тогда понимание связи между психологическим и феноменальным имеет решающее значение для понимания сознательного опыта.
Учитывая, что множество ментальных понятий имеют двойственную природу, будет неудивительно узнать, что даже «сознание» имеет как психологический, так и феноменальный смысл. До сих пор мы фокусировали внимание на феноменальном смысле, который подытоживает собой все упомянутые выше феноменальные аспекты ментального. Быть сознательным в этом смысле значит просто обнаруживать некоторые феноменальные качества. Это ключевой смысл «сознания», или по крайней мере тот, который ставит главные объяснительные проблемы. Но этот смысл не является единственным: «сознание» может также употребляться для отсылки к множеству психологических свойств, таких как способность отдавания отчета или интроспективная доступность информации. Можно сгруппировать психологические свойства такого рода под ярлыком психологического сознания, как противопоставленных феноменальному сознанию, на котором я все время концентрирую внимание.
Эта двойственность может приводить к серьёзной путанице в дискуссии о сознании. Нередко кто-либо, выдвигая свое объяснение сознания, начинает с инвестирования в задачу всего груза проблем феноменального сознания, а заканчивает тем, что дает объяснение некоторых аспектов психологического сознания, таких как способность к интроспекции. Это объяснение может быть ценно в своей сфере, но остается ощущение того, что обещалось гораздо больше, чем то, что было предоставлено.
Примечания:
1. Интересно, что Декарт нередко исключал ощущения из категории
ментального, связывая их с телом, так что, с другой стороны, не всякое
феноменальное состояние (по крайней мере в моей трактовке этого
понятия) можно было бы счесть ментальным.
2. Эта обычная интерпретация Райла не учитывает тонкостей его теории,
но это хотя бы полезная фикция.
3. Существуют и другие виды функционализма, к примеру патнэмовский
(Патнэм 1960). Я не рассматриваю их здесь, так как они предлагались
в качестве эмпирических гипотез, а не анализов ментальных понятий.
4. Нагель (1970) выдвигает сходное возражение против Армстронга с отсылкой к проблеме других сознаний.
5. Аргумент Серла основан на тезисе о том, что при отсутствии сознания
невозможно было бы объяснить «аспектуальную форму», демонстрируемую
интенциональностью, как в случае, когда кто-нибудь убежден в чем-то
относительно Венеры в ее «утренне-звездном» аспекте, но не в ее
«вечерне-звездном» аспекте. Для меня не очевидно, что аспектуальную форму
нельзя было бы объяснить иными способами; можно было бы даже
попробовать доказать, что современные компьютеры демонстрируют что-то
вроде нее, сохраняя информацию обо мне в одном «аспекте», но не в
другом (к примеру, в аспекте моего имени, но не моего номера социального
обеспечения). На это можно было бы возразить, что в данном случае идет
речь только о «как бы» аспектуальной форме, поскольку подлинной аспек-
туальной формой является только феноменальная аспектуальная форма;
но такой шаг, похоже, привел бы к тривиализации данного аргумента.
6. Подобная позиция предполагается некоторыми ремарками Локвуда (1989) и Нагеля (1986), хотя я н уверен, что кто-то из них поручился бы за нее.
7. Можно было бы сослаться на аргументы, подобные тем, что дал Крипке (1982), чтобы показать, что содержание убеждения не определено психологическими и феноменальными свойствами. Эти аргументы спорны, но в любом случае замечательно то, что эти аргументы приходят не к тому, что содержание является дальнейшим нередуцируемым элементом, а скорее к тому, что содержание само по себе неопределенно. Как следствие, то, что здесь имеет место это то, что соображения вроде приведенных в тексте дают нам хорошие основания полагать, что нет третьего, независимо иеняющегося аспекта ментального, так что вопросы, которые не решаются первыми двумя элементами, нерешаемы в принципе.
8. Этот "тематически-нейтральный" анализ специальных феноменальных понятий, в отличие от защищаемого Плейсом (1959) и Смартом (1956). Быть переживанием оранжевого, в грубом виде, это быть некоторого рода переживанием, главным образом вызываемого апельсинами. Плейс: "описывая остаточный образ как зеленый, мы говорим что мы имеем сорт переживания, который мы обычно получаем когда, и который мы научились описывать как, глядя на зеленое пятно света" (с. 49). Смарт: "когда человек говорит, что он видит желтовато-оранжевую остаточную картинку, он говорит что-то вроде этого :"Происходит что-то, что происходит тогда, когда у меня открыты глаза, я не сплю, и передо мной находится хорошо освещенный апельсин" (с. 150). Но из-за присутствия непроанализированного понятия "переживание" этот анализ недостаточен для того, чтобы немедленно утвердить отождествление феноменального и физического состояний тем способом, которые предлагают Смарт и Плейс. Описание Смарта избегает этой проблемы тем, что выводит "переживание" за пределы анализав пользу равноценной фразы "что-то происходит".Если "что-то происходит" истолковано достаточно широко, чтобы включить все виды состояний, то анализ не адекватен. Если оно интерпретировано узко как вид переживания, то анализ ближе к цели, но недостаточен для заключения.
9. Джакендоф проводит различие между «феноменальным умом»
и «вычислительным умом». Это различение очень сходно с
моим различением феноменального и психологического, хотя я не хотел бы
заранее решать вопрос о том, являются ли психологические процессы
вычислительными по своему характеру.
Перевод, редактирование и вступительное слово Р. Гаршина.
________________________________________________________________________
* отрывок из книги The Conscious Mind: in search of fundamental theory. Oxford University Press, 1996
Источник
