![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
moccbetДвойная жизнь ментальных терминов
Представляется обоснованным сказать, что, взятые вместе, психологическое и феноменальное исчерпывают собой понятие ментального. Это значит, что всякое ментальное качество есть либо феноменальное, либо психологическое, либо же некоторая комбинация того и другого. Определенно, если мы рассматриваем тем несомненные свойства ума, которые взывают к объяснению, то мы находим, в первую очередь, разнообразие сознательного опыта, и, во вторую – причинение поведения. Здесь нет третьего типа очевидного объяснения, и первые два источника свидетельств – опыт и поведение – не обнаруживают причин предполагать третий вид нефеноменальных, нефункциональных качеств (возможно, за малым за исключением для реляционных свойств, которые мы вкратце обсудим). Определенно есть другие классы ментальных состояний, о которых мы часто говорим – интенциональные состояния, эмоциональные состояния и т.п. – но очевидно, что они могут быть ассимилированы в психологическое, в феноменальное или в комбинацию этих двух.
Эти вещи осложнены тем фактом, что многие повседневные ментальные понятия как бы «сидят верхом на заборе», разделяющем феноменальное и психологическое, вбирая в себя компоненты того и другого. Боль предоставляет ясный пример. Этот термин часто употребляется для обозначения определенного рода неприятного феноменального качества, и в этом случае феноменальное понятие является центральным. Но здесь есть также и психологический смысл, ассоциированный с этим термином: очень грубо говоря, это понятие вида состояния, которое имеет тенденцию производиться при повреждениях организма, приводить к антипатическим реакциям и т.д. Оба эти аспекты центральны в общеупотребительном понятии боли. Мы могли бы сказать, что представление о боли двояко, и распределено между феноменальными и психологическими представлениями, или могли бы сказать, что то и другое – компоненты одного-единственного более богатого и содержательного понятия.
Можно было бы ввязаться во все возможные узлы, озадачившись тем, феноменальное ли качество или функциональная роль более существенна для боли. Например, будет ли гипотетическая система, которая удовлетворяет всем функциональным критериям, но в которой не присутствует сознательный опыт – будет ли она на самом деле ощущать боль? Кто-то может почувствовать искушение сказать «нет», но как насчет факта, что мы говорим о боли, которая длится в течение дня, даже хотя временами она неосознанна? Мало смысла пытаться конвенционально узаконить проблему тем или иным способом. Ничего важного не остается на долю семантического решения вроде того, действительно ли существенно феноменальное качество для чего-либо, чтобы считать это болью. Вместо этого, мы можем признать различные компоненты, связанные с этим понятием, и эксплицитно различить их, говоря, например, о «феноменальной боли» и «психологической боли». Наше обыденное понятие боли, по-видимому, сочетает то и другое в некоторой тонко взвешенной комбинации, но для философского обсуждения эти вещи будут более определенными, если мы будем удерживать их различие.
Причина, по которой феноменальные и психологические качества часто идут рука об руку, ясна: это так потому, что релевантные качества имеют тенденцию коинцидировать [в оригинале «co-occur» - случаться вместе; для удобства восприятия и словообразования оригинальный корень заменен на синонимичный и русифицирован. Такая версия термина встречается в русскоязычной литературе и позволяет точнее передать значение оригинала, чем, скажем, «сосуществование», «совпадение», и вместе с тем очищено от лишних коннотаций, связанных, например, с термином «событийствование». – прим. перев.]. В общем и целом, когда процессы, происходящие в результате повреждения ткани и ведущие к аверсивной реакции имеют место, некоторый момент феноменального качества так же присутствует. Это значит, что когда психологическая боль присутствует, феноменальная боль также имеет место. Это не есть концептуальная истина, что такой процесс должен сопровождаться феноменальным качеством, но это факт, говорящий о положении дел. Коль скоро мы имеем этот вид коинцидирования качеств в повседневных ситуациях, это естественно, что в нашиx обыденных понятиях они переплетены друг с другом.
Многие ментальные концепты ведут такого рода «двойную жизнь». Например, понятие перцепции может быть взято всецело психологически, обозначая процесс, посредством которого когнитивные системы чувствительны к раздражителям внешней среды таким образом, что результирующие состояния играют определенную роль в управлении когнитивными процессами. Но оно также может быть взято в феноменальном смысле, вовлекающем сознательный опыт того, что воспринимается. Возможность сублиминальной перцепции говорит против последнего утверждения, но некоторые скажут, что это может считаться перцепцией лишь в ослабленном смысле этого слова. Однако, опять же, это терминологический вопрос. Когда нужна большая ясность, мы можем просто условиться о том, является ли то, с чем мы имеем дело, психологическим свойством, феноменальным, или же их комбинацией.
Все же, некоторые из этих двойственных понятий склоняются преимущественно к феноменальному; другие склоняются к психологическому. Взять хотя бы понятие впечатления, которое тесно связано с понятием восприятия, и которое также имеет и феноменальный, и психологический компоненты. Феноменальный компонент более ярко проступает во «впечатлении», чем в «восприятии», что подтверждается тем фактом, что идея бессознательного восприятия кажется имеющей больше смысла, чем идея бессознательного впечатления. Эти вещи всё еще несколько неясны – здесь остается некий смысл «восприятия», который требует сознательного опыта, и смысл «впечатления», который его не требует – но эти смыслы кажутся менее важными, чем альтернативные. Возможно, более естественно будет использовать «перцепцию» как психологический термин, а «впечатление» как феноменальный. Таким образом, мы можем представить впечатление как нечто подобное феноменальному аналогу восприятия.
Хорошая проверка того, является ли ментальное понятие М преимущественно психологическим это спросить: Может ли что-либо быть моментом М без всякого особенного связанного с ним феноменального качества? Если это так, тогда М скорее психологическое. Если нет, то М феноменальное, или, по крайней мере, комбинированное понятие, которое вовлекает главным образом феноменологию. Последняя возможность не может быть исключена, ибо некоторые понятия могут требовать как соответствующего вида феноменального качества, так и соответствующей когнитивной роли; вероятно, центральный смысл «впечатления» обладает этим комбинированным характером. Но мы можем, как минимум, отделить те понятия, которые включают феноменологию, от тех, что не включают.
Этот тест полагает, что такие понятия, как, например, обучение, по большей части психологические. В первом приближении, обучение означает просто приспосабливание чьих-либо когнитивных способностей к различным новым обстоятельствам и раздражителям. Никакого особенного феноменального качества не требуется для когнитивного процесса, чтобы он мог быть моментом обучения; такое качество может присутствовать, но оно не есть то, что заставляет считать этот процесс примером обучения. Там может быть незначительный феноменальный оттенок, унаследованный от связи с такими понятиями, как убеждение, обсуждаемое ниже, но он, в лучшем случае, тусклый и бледный. В объяснении обучения главная вещь, которую мы должны объяснить, это как системе удаётся приспособиться подходящим образом. Нечто схожее наблюдается в отношении таких понятий как память и категоризация, которые представляются больше психологическими понятиями, в которых главное это то, что играет соответствующую когнитивную роль.
Эмоции имеют намного более ясный феноменальный аспект. Когда мы думаем о счастье или о печали, определенное многообразие сознательного опыта сразу приходит на ум. Однако, не вполне очевидно, является ли феноменальный аспект существенным для состояния, чтобы оно было эмоцией; очевидно, здесь есть также сильное ассоциированное психологическое свойство. Как обычно, нам не нужно принимать определенного решения по этому вопросу. Мы можем просто говорить о психологических и феноменальных аспектах эмоции, и видеть, что они исчерпывают те аспекты эмоции, которые требуют объяснения.
Самый сложный случай представляют собой такие ментальные состояния, как убеждение, часто называемое «препозициональным отношением», потому что оно выступает как отношение к утверждениям о мире. Когда я верю, например, что Боб Дилан посетит Австралию с гастрольным туром, то я поддерживаю определенное утверждение, касающееся Дилана; когда я надеюсь, что Дилан приедет, то я имею иное отношение к тому же утверждению. Главная черта этих ментальных состояний это их семантический аспект, или интенциональность: тот факт, что они относятся к предметам в мире. Это означает, убеждение имеет семантическое содержание: содержание моего убеждения, цитированного выше, есть что-то подобное утверждению о том, что Дилан посетит Австралию с туром (хотя здесь и остается место для различных мнений).
Убеждение чаще всего принимается во внимание как психологическое свойство. В первом грубом приближении, с этой точки зрения быть убежденным в том, что утверждение верное, это значит пребывать в состоянии, в котором действуется таким образом, который был бы правильным, если бы утверждение было верным, в состоянии, которое имеет тенденцию осуществиться тем, что оно (утверждение - прим. перев.) - факт, и в состоянии, в котором когнитивная рассудочная динамика отражает правильное взаимодействие этого убеждения с другими убеждениями и желаниями. Функциональные критерии убеждения очень запутанны, и никто еще не произвел ничего похожего на сколько-нибудь полный анализ релевантных критериев. Но все равно, есть основания полагать, что эта точка зрения схватывает многое из того, что значимо для убеждения. Она связана с идеей о том, что убеждение есть часть некоего объяснительного конструкта: мы приписываем убеждения другим по большей части для того, чтобы объяснить их поведение.
Некоторые поспорят, что этот взгляд не ухватывает нечто, что поверх и превыше релевантных видов психологических процессов, требуемых для убеждения. В частности, он упускает опытные аспекты убежденности, которые доказывались некоторыми авторами как существенные для чего-либо, считающегося убеждением. Например, Сирл (1990) утверждет, что интенциональное содержание убеждения зависит целиком от ассоциированного состояния сознания, или от состояния сознания, которое это убеждение может осуществить. (см. также главу «Способен ли робот на «твердые математические убеждения?» в работе Р. Пенроуза «Тени Разума: в поисках науки о сознании». - прим. ред.) Без сознания, все, что налично, это «как если бы» интенциональность5.
Определенно, вблизи убеждения часто есть сознательный опыт: там есть что-то, на что это похоже, когда кто-то имеет оккурентное (т.е. сознательное – прим. авт.) убеждение, а большинство неоккурентных убеждений по меньшей мере способны привести к сознательному убеждению. Решающий вопрос, однако, это то, является ли сознательное качество тем, что делает состояние убеждением, и есть ли оно то, что дает ему его содержание. Это может быть более вероятно для одних убеждений, чем для других: например, кто-то может утверждать, что сознательное качество необходимо для действительных убеждений о его переживаниях, и, возможно также, определенные виды переживаний необходимы для того, чтобы иметь определенный вид перцептуальных убеждений о внешнем мире (возможно, нужно переживание красного, чтобы быть убежденным в том, что объект красного цвета?). В других случаях это кажется более проблематичным. Например, когда я думаю, что Дон Брэдман – лучший игрок в крикет всех времен, то представляется обоснованным сказать, что я имел бы то же самое убеждение, даже если бы у меня был весьма отличный связанный с ним (с убеждением – прим. перев.) сознательный опыт. Феноменология убеждения относительно слаба, и трудно увидеть, каким образом феноменальное качество может сделать это убеждение убеждением о Брэдмане. Что представляется более важным в содержании убеждения, это связь между убеждением и Брэдманом, роль, которую она играет в моей когнитивной системе.
Как более умеренная позиция, может быть высказано предположение, что хотя никакого особенного феноменального качества не требуется для того, чтобы иметь определенное убеждение, но существо должно быть, по крайней мере, способным к сознательному опыту, чтобы вообще во что-либо верить6. Есть определенная убедительность в идее, что существо, у которого отсутствует сознательный опыт внутренней жизни, не будет подлинно верующим; в лучшем случае, оно будет псевдоверующим. В любом случае, это сделает роль феноменального в интенциональных понятиях достаточно малой. Самые существенные требования к обладанию специфическим убеждением будут лежать где-то за пределами феноменального. Можно даже исключить всякий феноменальный компонент, оставив понятие псевдоубеждения, которое имеет сходство с убеждением в большинстве ключевых аспектов, кроме того, что оно не вовлекает понятие сознания. В самом деле, правдоподобно, что псевдоубеждение могло бы проделать большую часть объяснительной работы, которая проделана понятием убеждения.
В любом случае, здесь я не буду пытаться вынести решение по этим сложным вопросам по поводу отношения интенциональности и сознания. Мы можем заметить, что здесь есть, по меньшей мере, дефляционное понятие убеждения, которое исключительно психологично, и не включает сознательный опыт; если существо находится в соответствующем психологическом состоянии, то, тогда оно находится в состоянии, которое походит на убеждение по многим параметрам, исключая только все феноменальные аспекты. И есть инфляционное понятие убеждения, в котором сознательный опыт необходим для подлинного убеждения, и возможно даже особый вид сознательного опыта необходим для подлинной веры в особое утверждение. Которое и этих двух понятий веры «верное» - для моих целей не имеет особенно важного значения.
Главное это то, что здесь нет никакой характеристики убеждения, которая дополняла бы феноменальное и психологическое. Возможно, небольшое уточнение должно быть сделано в отношении следующего: возможно, необходимо добавить реляционный элемент для того, чтобы описать тот факт, что определенные убеждения могут зависеть от состояния окружающей среды так же, как и от внутреннего состояния думающего. Доказывается, например, что для того, чтобы быть убежденным в том, что вода мокрая, субъект должен быть нужным образом соотнесен с водой в его окружающей среде. Это отношение обычно берется как причинное отношение, так что оказывается возможным встроить его в описание характера релевантного психологического свойства, где рассматриваемые причинные роли протягиваются из головы в окружающую среду. Если так, то никакие дополнительные компоненты не потребуются.
Но в любом случае, не будет большим обременением добавить, что здесь мог бы быть реляционный компонент для определенных ментальных состояний, поверх и превыше психологического и феноменального компонентов. Так или иначе, никакой глубокой тайны дальше не возникает.
Чтобы увидеть, что нет дальнейших глубоких аспектов за пределами феноменального и психологического/реляционного аспектов интенциональных состояний, заметим, что очевидные явления в их окрестности, требующие объяснения, разбиваются на два класса: те, к которым мы имеем доступ от третьего лица, и те, которые нам доступны в первом лице. Первые, в конечном счете, сводятся к поведению, связям с окружающей средой и т.п., и могут быть зачислены в класс психологического и связанного с ним. Последние нисходят к опыту, имеющему отношение к убеждению – например, тот способ, каким наши понятия представляются проникающими в феноменальный мир – и таким образом являются частью проблемы сознания, но не какой-нибудь отдельной загадкой. Причины убежденности в любом данном аспекте убеждения (включая семантическое содержание, «очёмность» и т.п.) будут происходить от одного из этих двух классов; здесь нет независимого третьего класса явлений, требующих от нас объяснения.
Другой способ увидеть это состоит в том, чтобы заметить, что раз мы ухватили психологическое, феноменальное и реляционные качества индивида, то кажется, здесь больше нет ничего ментального, что может быть отличено независимо. Мы не можем даже вообразить кого-то идентичного мне с трех точек зрения, упомянутых выше, но кто убежден в чем-то другом, тем же способом, которым мы можем убедительно представить, кого-то, психологически идентичного мне, но испытывающего что-то другое. В концептуальном пространстве просто нет достаточно места для этой возможности. Интенциональные понятия некоторым образом менее элементарны, чем психологические и феноменальные, и потому не могут варьироваться независимо от последних 7.
Все сказанное здесь по поводу убеждения равным образом распространяется на другие интенциональные состояния, такие как желание, надежда и т.п. Все эти состояния имеют психологический и феноменальный аспекты, и нам нет нужды устанавливать какой из них первичный, хотя можно было бы сделать сильный акцент на психологическом анализе. Важно то, что здесь нет такого аспекта, который бы превышал как психологическое, так и феноменальное (с возможным реляционным компонентом, включенным сюда). Психология и феноменология совместно конституируют главные аспекты ума.
Представляется обоснованным сказать, что, взятые вместе, психологическое и феноменальное исчерпывают собой понятие ментального. Это значит, что всякое ментальное качество есть либо феноменальное, либо психологическое, либо же некоторая комбинация того и другого. Определенно, если мы рассматриваем тем несомненные свойства ума, которые взывают к объяснению, то мы находим, в первую очередь, разнообразие сознательного опыта, и, во вторую – причинение поведения. Здесь нет третьего типа очевидного объяснения, и первые два источника свидетельств – опыт и поведение – не обнаруживают причин предполагать третий вид нефеноменальных, нефункциональных качеств (возможно, за малым за исключением для реляционных свойств, которые мы вкратце обсудим). Определенно есть другие классы ментальных состояний, о которых мы часто говорим – интенциональные состояния, эмоциональные состояния и т.п. – но очевидно, что они могут быть ассимилированы в психологическое, в феноменальное или в комбинацию этих двух.
Эти вещи осложнены тем фактом, что многие повседневные ментальные понятия как бы «сидят верхом на заборе», разделяющем феноменальное и психологическое, вбирая в себя компоненты того и другого. Боль предоставляет ясный пример. Этот термин часто употребляется для обозначения определенного рода неприятного феноменального качества, и в этом случае феноменальное понятие является центральным. Но здесь есть также и психологический смысл, ассоциированный с этим термином: очень грубо говоря, это понятие вида состояния, которое имеет тенденцию производиться при повреждениях организма, приводить к антипатическим реакциям и т.д. Оба эти аспекты центральны в общеупотребительном понятии боли. Мы могли бы сказать, что представление о боли двояко, и распределено между феноменальными и психологическими представлениями, или могли бы сказать, что то и другое – компоненты одного-единственного более богатого и содержательного понятия.
Можно было бы ввязаться во все возможные узлы, озадачившись тем, феноменальное ли качество или функциональная роль более существенна для боли. Например, будет ли гипотетическая система, которая удовлетворяет всем функциональным критериям, но в которой не присутствует сознательный опыт – будет ли она на самом деле ощущать боль? Кто-то может почувствовать искушение сказать «нет», но как насчет факта, что мы говорим о боли, которая длится в течение дня, даже хотя временами она неосознанна? Мало смысла пытаться конвенционально узаконить проблему тем или иным способом. Ничего важного не остается на долю семантического решения вроде того, действительно ли существенно феноменальное качество для чего-либо, чтобы считать это болью. Вместо этого, мы можем признать различные компоненты, связанные с этим понятием, и эксплицитно различить их, говоря, например, о «феноменальной боли» и «психологической боли». Наше обыденное понятие боли, по-видимому, сочетает то и другое в некоторой тонко взвешенной комбинации, но для философского обсуждения эти вещи будут более определенными, если мы будем удерживать их различие.
Причина, по которой феноменальные и психологические качества часто идут рука об руку, ясна: это так потому, что релевантные качества имеют тенденцию коинцидировать [в оригинале «co-occur» - случаться вместе; для удобства восприятия и словообразования оригинальный корень заменен на синонимичный и русифицирован. Такая версия термина встречается в русскоязычной литературе и позволяет точнее передать значение оригинала, чем, скажем, «сосуществование», «совпадение», и вместе с тем очищено от лишних коннотаций, связанных, например, с термином «событийствование». – прим. перев.]. В общем и целом, когда процессы, происходящие в результате повреждения ткани и ведущие к аверсивной реакции имеют место, некоторый момент феноменального качества так же присутствует. Это значит, что когда психологическая боль присутствует, феноменальная боль также имеет место. Это не есть концептуальная истина, что такой процесс должен сопровождаться феноменальным качеством, но это факт, говорящий о положении дел. Коль скоро мы имеем этот вид коинцидирования качеств в повседневных ситуациях, это естественно, что в нашиx обыденных понятиях они переплетены друг с другом.
Многие ментальные концепты ведут такого рода «двойную жизнь». Например, понятие перцепции может быть взято всецело психологически, обозначая процесс, посредством которого когнитивные системы чувствительны к раздражителям внешней среды таким образом, что результирующие состояния играют определенную роль в управлении когнитивными процессами. Но оно также может быть взято в феноменальном смысле, вовлекающем сознательный опыт того, что воспринимается. Возможность сублиминальной перцепции говорит против последнего утверждения, но некоторые скажут, что это может считаться перцепцией лишь в ослабленном смысле этого слова. Однако, опять же, это терминологический вопрос. Когда нужна большая ясность, мы можем просто условиться о том, является ли то, с чем мы имеем дело, психологическим свойством, феноменальным, или же их комбинацией.
Все же, некоторые из этих двойственных понятий склоняются преимущественно к феноменальному; другие склоняются к психологическому. Взять хотя бы понятие впечатления, которое тесно связано с понятием восприятия, и которое также имеет и феноменальный, и психологический компоненты. Феноменальный компонент более ярко проступает во «впечатлении», чем в «восприятии», что подтверждается тем фактом, что идея бессознательного восприятия кажется имеющей больше смысла, чем идея бессознательного впечатления. Эти вещи всё еще несколько неясны – здесь остается некий смысл «восприятия», который требует сознательного опыта, и смысл «впечатления», который его не требует – но эти смыслы кажутся менее важными, чем альтернативные. Возможно, более естественно будет использовать «перцепцию» как психологический термин, а «впечатление» как феноменальный. Таким образом, мы можем представить впечатление как нечто подобное феноменальному аналогу восприятия.
Хорошая проверка того, является ли ментальное понятие М преимущественно психологическим это спросить: Может ли что-либо быть моментом М без всякого особенного связанного с ним феноменального качества? Если это так, тогда М скорее психологическое. Если нет, то М феноменальное, или, по крайней мере, комбинированное понятие, которое вовлекает главным образом феноменологию. Последняя возможность не может быть исключена, ибо некоторые понятия могут требовать как соответствующего вида феноменального качества, так и соответствующей когнитивной роли; вероятно, центральный смысл «впечатления» обладает этим комбинированным характером. Но мы можем, как минимум, отделить те понятия, которые включают феноменологию, от тех, что не включают.
Этот тест полагает, что такие понятия, как, например, обучение, по большей части психологические. В первом приближении, обучение означает просто приспосабливание чьих-либо когнитивных способностей к различным новым обстоятельствам и раздражителям. Никакого особенного феноменального качества не требуется для когнитивного процесса, чтобы он мог быть моментом обучения; такое качество может присутствовать, но оно не есть то, что заставляет считать этот процесс примером обучения. Там может быть незначительный феноменальный оттенок, унаследованный от связи с такими понятиями, как убеждение, обсуждаемое ниже, но он, в лучшем случае, тусклый и бледный. В объяснении обучения главная вещь, которую мы должны объяснить, это как системе удаётся приспособиться подходящим образом. Нечто схожее наблюдается в отношении таких понятий как память и категоризация, которые представляются больше психологическими понятиями, в которых главное это то, что играет соответствующую когнитивную роль.
Эмоции имеют намного более ясный феноменальный аспект. Когда мы думаем о счастье или о печали, определенное многообразие сознательного опыта сразу приходит на ум. Однако, не вполне очевидно, является ли феноменальный аспект существенным для состояния, чтобы оно было эмоцией; очевидно, здесь есть также сильное ассоциированное психологическое свойство. Как обычно, нам не нужно принимать определенного решения по этому вопросу. Мы можем просто говорить о психологических и феноменальных аспектах эмоции, и видеть, что они исчерпывают те аспекты эмоции, которые требуют объяснения.
Самый сложный случай представляют собой такие ментальные состояния, как убеждение, часто называемое «препозициональным отношением», потому что оно выступает как отношение к утверждениям о мире. Когда я верю, например, что Боб Дилан посетит Австралию с гастрольным туром, то я поддерживаю определенное утверждение, касающееся Дилана; когда я надеюсь, что Дилан приедет, то я имею иное отношение к тому же утверждению. Главная черта этих ментальных состояний это их семантический аспект, или интенциональность: тот факт, что они относятся к предметам в мире. Это означает, убеждение имеет семантическое содержание: содержание моего убеждения, цитированного выше, есть что-то подобное утверждению о том, что Дилан посетит Австралию с туром (хотя здесь и остается место для различных мнений).
Убеждение чаще всего принимается во внимание как психологическое свойство. В первом грубом приближении, с этой точки зрения быть убежденным в том, что утверждение верное, это значит пребывать в состоянии, в котором действуется таким образом, который был бы правильным, если бы утверждение было верным, в состоянии, которое имеет тенденцию осуществиться тем, что оно (утверждение - прим. перев.) - факт, и в состоянии, в котором когнитивная рассудочная динамика отражает правильное взаимодействие этого убеждения с другими убеждениями и желаниями. Функциональные критерии убеждения очень запутанны, и никто еще не произвел ничего похожего на сколько-нибудь полный анализ релевантных критериев. Но все равно, есть основания полагать, что эта точка зрения схватывает многое из того, что значимо для убеждения. Она связана с идеей о том, что убеждение есть часть некоего объяснительного конструкта: мы приписываем убеждения другим по большей части для того, чтобы объяснить их поведение.
Некоторые поспорят, что этот взгляд не ухватывает нечто, что поверх и превыше релевантных видов психологических процессов, требуемых для убеждения. В частности, он упускает опытные аспекты убежденности, которые доказывались некоторыми авторами как существенные для чего-либо, считающегося убеждением. Например, Сирл (1990) утверждет, что интенциональное содержание убеждения зависит целиком от ассоциированного состояния сознания, или от состояния сознания, которое это убеждение может осуществить. (см. также главу «Способен ли робот на «твердые математические убеждения?» в работе Р. Пенроуза «Тени Разума: в поисках науки о сознании». - прим. ред.) Без сознания, все, что налично, это «как если бы» интенциональность5.
Определенно, вблизи убеждения часто есть сознательный опыт: там есть что-то, на что это похоже, когда кто-то имеет оккурентное (т.е. сознательное – прим. авт.) убеждение, а большинство неоккурентных убеждений по меньшей мере способны привести к сознательному убеждению. Решающий вопрос, однако, это то, является ли сознательное качество тем, что делает состояние убеждением, и есть ли оно то, что дает ему его содержание. Это может быть более вероятно для одних убеждений, чем для других: например, кто-то может утверждать, что сознательное качество необходимо для действительных убеждений о его переживаниях, и, возможно также, определенные виды переживаний необходимы для того, чтобы иметь определенный вид перцептуальных убеждений о внешнем мире (возможно, нужно переживание красного, чтобы быть убежденным в том, что объект красного цвета?). В других случаях это кажется более проблематичным. Например, когда я думаю, что Дон Брэдман – лучший игрок в крикет всех времен, то представляется обоснованным сказать, что я имел бы то же самое убеждение, даже если бы у меня был весьма отличный связанный с ним (с убеждением – прим. перев.) сознательный опыт. Феноменология убеждения относительно слаба, и трудно увидеть, каким образом феноменальное качество может сделать это убеждение убеждением о Брэдмане. Что представляется более важным в содержании убеждения, это связь между убеждением и Брэдманом, роль, которую она играет в моей когнитивной системе.
Как более умеренная позиция, может быть высказано предположение, что хотя никакого особенного феноменального качества не требуется для того, чтобы иметь определенное убеждение, но существо должно быть, по крайней мере, способным к сознательному опыту, чтобы вообще во что-либо верить6. Есть определенная убедительность в идее, что существо, у которого отсутствует сознательный опыт внутренней жизни, не будет подлинно верующим; в лучшем случае, оно будет псевдоверующим. В любом случае, это сделает роль феноменального в интенциональных понятиях достаточно малой. Самые существенные требования к обладанию специфическим убеждением будут лежать где-то за пределами феноменального. Можно даже исключить всякий феноменальный компонент, оставив понятие псевдоубеждения, которое имеет сходство с убеждением в большинстве ключевых аспектов, кроме того, что оно не вовлекает понятие сознания. В самом деле, правдоподобно, что псевдоубеждение могло бы проделать большую часть объяснительной работы, которая проделана понятием убеждения.
В любом случае, здесь я не буду пытаться вынести решение по этим сложным вопросам по поводу отношения интенциональности и сознания. Мы можем заметить, что здесь есть, по меньшей мере, дефляционное понятие убеждения, которое исключительно психологично, и не включает сознательный опыт; если существо находится в соответствующем психологическом состоянии, то, тогда оно находится в состоянии, которое походит на убеждение по многим параметрам, исключая только все феноменальные аспекты. И есть инфляционное понятие убеждения, в котором сознательный опыт необходим для подлинного убеждения, и возможно даже особый вид сознательного опыта необходим для подлинной веры в особое утверждение. Которое и этих двух понятий веры «верное» - для моих целей не имеет особенно важного значения.
Главное это то, что здесь нет никакой характеристики убеждения, которая дополняла бы феноменальное и психологическое. Возможно, небольшое уточнение должно быть сделано в отношении следующего: возможно, необходимо добавить реляционный элемент для того, чтобы описать тот факт, что определенные убеждения могут зависеть от состояния окружающей среды так же, как и от внутреннего состояния думающего. Доказывается, например, что для того, чтобы быть убежденным в том, что вода мокрая, субъект должен быть нужным образом соотнесен с водой в его окружающей среде. Это отношение обычно берется как причинное отношение, так что оказывается возможным встроить его в описание характера релевантного психологического свойства, где рассматриваемые причинные роли протягиваются из головы в окружающую среду. Если так, то никакие дополнительные компоненты не потребуются.
Но в любом случае, не будет большим обременением добавить, что здесь мог бы быть реляционный компонент для определенных ментальных состояний, поверх и превыше психологического и феноменального компонентов. Так или иначе, никакой глубокой тайны дальше не возникает.
Чтобы увидеть, что нет дальнейших глубоких аспектов за пределами феноменального и психологического/реляционного аспектов интенциональных состояний, заметим, что очевидные явления в их окрестности, требующие объяснения, разбиваются на два класса: те, к которым мы имеем доступ от третьего лица, и те, которые нам доступны в первом лице. Первые, в конечном счете, сводятся к поведению, связям с окружающей средой и т.п., и могут быть зачислены в класс психологического и связанного с ним. Последние нисходят к опыту, имеющему отношение к убеждению – например, тот способ, каким наши понятия представляются проникающими в феноменальный мир – и таким образом являются частью проблемы сознания, но не какой-нибудь отдельной загадкой. Причины убежденности в любом данном аспекте убеждения (включая семантическое содержание, «очёмность» и т.п.) будут происходить от одного из этих двух классов; здесь нет независимого третьего класса явлений, требующих от нас объяснения.
Другой способ увидеть это состоит в том, чтобы заметить, что раз мы ухватили психологическое, феноменальное и реляционные качества индивида, то кажется, здесь больше нет ничего ментального, что может быть отличено независимо. Мы не можем даже вообразить кого-то идентичного мне с трех точек зрения, упомянутых выше, но кто убежден в чем-то другом, тем же способом, которым мы можем убедительно представить, кого-то, психологически идентичного мне, но испытывающего что-то другое. В концептуальном пространстве просто нет достаточно места для этой возможности. Интенциональные понятия некоторым образом менее элементарны, чем психологические и феноменальные, и потому не могут варьироваться независимо от последних 7.
Все сказанное здесь по поводу убеждения равным образом распространяется на другие интенциональные состояния, такие как желание, надежда и т.п. Все эти состояния имеют психологический и феноменальный аспекты, и нам нет нужды устанавливать какой из них первичный, хотя можно было бы сделать сильный акцент на психологическом анализе. Важно то, что здесь нет такого аспекта, который бы превышал как психологическое, так и феноменальное (с возможным реляционным компонентом, включенным сюда). Психология и феноменология совместно конституируют главные аспекты ума.
